Россия снова доказала, что абсолютно не готова предотвращать всевозможные техногенные и природные катастрофы. Более того, мы даже не в силах грамотно ликвидировать их последствия. Что толку в очередной раз приводить горькую статистику минувшего лета и пытаться исправить ситуацию за счет спешной перекройки Лесного кодекса, объявленной Президентом РФ в конце августа? Лесные пожары, практически полностью охватившие территорию страны, нанесли мощные удары по всем фронтам, лишив людей крова, имущества и жизни, а государство - серьезных денежных сумм. Сейчас, когда огонь где-то потушен, а где-то вспыхнул заново и продолжает бушевать, стоит всерьез задаться вопросами: существует ли возможность предотвращать подобные чрезвычайные ситуации (ЧС) в современном мире, и как не допустить их повторения в будущем? С этими вопросами мы и обратились к заместителю директора Института прикладной математики им. М.В.Келдыша РАН (ИПМ РАН), профессору, доктору физико-математических наук Георгию МАЛИНЕЦКОМУ.
- Первые попытки организовать грамотный мониторинг в целях предотвращения ЧС начались в конце 1980-х, после чернобыльской аварии. Тогда всем стало предельно ясно, что техносфера может нести людям стратегическую угрозу, ошибочные, неквалифицированные действия даже одного человека могут иметь глобальные последствия для всей планеты и, наконец, подобные катастрофы способны отбрасывать далеко назад целые отрасли мировой экономики, на десятилетия задерживая их развитие.
Вопросами предотвращения ЧС серьезно занялись в АН СССР: по инициативе академика Константина Фролова и члена-корреспондента Николая Махутова в 1986 году стартовала комплексная государственная научно-техническая программа “Безопасность” по анализу, обеспечению и повышению безопасности населения и народно-хозяйственных объектов с учетом риска возникновения природных и техногенных катастроф. Позже состоялась Всемирная конференция по уменьшению опасности стихийных бедствий (1994 год, Иокогама, Япония), где были приведены убедительные данные, показывающие, что каждый рубль, вложенный в прогноз и предупреждение бедствий, кризисов и катастроф, позволяет сэкономить от 10 до 100 рублей, которые пришлось бы вложить в ликвидацию или смягчение последствий уже случившихся бед. Однако чтобы эта схема работала, по каждому типу бедствий и катастроф должен существовать полностью замкнутый цикл “мониторинг - прогноз - предупреждение бедствий, катастроф, кризисов - анализ этой деятельности - планирование - мониторинг”. Если в этом цикле выпадает хоть одно звено, то эффективность всех усилий стремительно падает (к сожалению, в нашей стране такой цикл до сих пор еще не “замкнут” ни по одному типу бедствий).
В свое время мировым сообществом был взят курс на действия не по ликвидации и смягчению последствий ЧС, а по их прогнозированию и предупреждению. В 1996 году, когда этот же “флаг” подняло и Министерство по чрезвычайным ситуациям РФ, наш институт активно включился в работы по данному направлению. Спустя четыре года рядом ведущих ученых РАН и руководителей МЧС России была подготовлена монография, детально описывавшая, какие фундаментальные исследования должны быть развернуты в России, какие результаты уже получены и могут быть непосредственно внедрены в прикладные работы. А самое главное, какие данные нужны для того, чтобы эффективно прогнозировать и предупреждать ЧС. Кроме того, в 2001 году было решено создать Национальную систему научного мониторинга опасных явлений и процессов природной, техногенной и социальной сферы. Эту инициативу ИПМ РАН поддержали более 10 ведущих академических институтов, включая Институт социально-политических исследований, Институт проблем управления, Институт системного анализа и др. Несмотря на одобрение и поддержку идеи (ни одно ведомство не высказалось против проекта), работы над такой системой в Академии наук (и то в весьма небольшом объеме) удалось начать лишь в 2006 году.
Тут-то и выяснилось самое интересное: прогнозирование в нашей стране сегодня особо никому не нужно. Это довольно обязывающая вещь, ведь рано или поздно кто-то должен будет сравнить то, что было предсказано, и то, что случилось на самом деле. Кому-то придется устранять ошибки в прогнозах, совершенствовать методики расчетов, а это большая, серьезная, ответственная работа, которую, видимо, никто не хочет на себя брать. Кроме того, как только появляется какой-либо прогноз, сразу возникают вопросы: как хорошо государство управляет ситуацией? что надо было сделать, чтобы плохого не произошло, и почему ничего сделано не было? Так зачем же за что-то отвечать, если можно этого не делать?.. В результате, сегодня ситуация такова: желания всерьез заглядывать в будущее у отечественных министерств и ведомств нет. Это, кстати, радикально отличает нас от США: по меньшей мере, 50 “мозговых центров” работают в Штатах, чтобы консультировать крупнейшие корпорации и правительство, у них это официально называется проектированием будущего. Например, этим занимаются в Институте сложности Санта-Фе (Santa Fe Institute), а также в гигантской корпорации RAND, где уже много десятилетий пять тысяч ведущих ученых - математиков, инженеров, социологов, аналитиков, военных - трудятся над решением проблем национальной безопасности.
Почему так важно постоянно заглядывать за далекие горизонты - на 20-30 лет вперед? Приведу простой пример: до кризиса Россия собиралась инвестировать 6 триллионов рублей в программу вооружений в течение 10 лет. Но какое же оружие нам нужно, во что разумнее было вложить эти средства? Чтобы правильно ответить на эти вопросы, требовалось понимать, кто будет нашими друзьями, кто - врагами, какие задачи должна будет решать российская армия и пр. Кстати, точных ответов власти не дали до сих пор, может, потому и укрепление государственной безопасности застопорилось...
Эффективное управление страной требует системы математических моделей, базы знаний, работы с большими информационными потоками, высококвалифицированного экспертного сообщества и когнитивных центров, которые будут собирать всё это воедино. Кроме того, нам нужны реальные данные по стране, которые сейчас, как выяснилось, достать нереально: они фактически приватизированы разными структурами. Сегодня, чтобы получить тот или иной блок данных для анализа ситуации, приходится платить даже тем, кто обязан предоставлять эту информацию бесплатно... Как известно, бедствия не знают границ, им чужды узкие дисциплинарные рамки - это междисциплинарные явления. Поэтому и подходы к их предотвращению и ликвидации тоже должны быть междисциплинарными. Один из них - теория самоорганизации, синергетика, которая позволяет проигрывать многие нелинейные процессы на математических моделях и выделять главное. В ходе изучения таких сущностей одни люди понимают внутренние взаимосвязи в катаклизме, другие осознают возможности управления им, в результате возникает некая сборка, вариант решения проблемы. ИПМ РАН и раньше занимался подобными вещами - в ядерном и в космическом проектах СССР. Да и сегодня у нас есть возможности и желание работать в том же направлении, но уже с техногенными, природными и социальными нестабильностями. В мире все взаимосвязано: если происходит техногенная или природная катастрофа, то сразу возникает проблема с населением, которому негде жить, работать, нечего кушать, все это одновременно ведет к росту социальной напряженности. Получается целый клубок проблем, каждая нить которого требует особого внимания. Пока же МЧС, к сожалению, не в состоянии обеспечить наш институт данными, необходимыми для прогноза. Совет безопасности также не располагает этими возможностями. Важно как можно быстрее изменить подобную ситуацию.
Однако, несмотря на это, работа идет: совместно с другими академическими институтами мы уже предложили ряд моделей катастроф. Занимаемся и пожарами: ведь можно элементарно (и, что немаловажно, недорого) рассчитать, как огонь будет идти по лесу, какую просеку он минует, как будет обходить пожарный пруд, где такой водоем лучше создать и т.д. Но за последние 15 лет ни одного мэра или губернатора такие расчеты, увы, не заинтересовали.
Далее, сегодня наука предоставляет нам возможности, которых не было еще десяток лет назад. Так, например, существуют нано- и микроспутники, они весят не более 200 граммов, стоят в пределах пяти тысяч долларов, с их помощью можно организовать мощную систему космического мониторинга различных процессов. Но в нашей стране значение такой техники недооценивается. Иначе как объяснить тот факт, что разрабатывают подобные спутники в России, а запускают их в Швеции и Германии? Кроме того, у нас до сих пор нет единого стандарта космических снимков, многие данные сейчас поступают с иностранных спутников с очень низким разрешением. У России есть свои спутники, ведущие съемку в инфракрасном диапазоне, но по закону они не обязаны передавать МЧС свои данные - и не передают... В этой сфере нужно наводить элементарный порядок.
В вопросах предотвращения катастроф и устранения их последствий принципиальным является понятие “субъект”: тот человек, который за все отвечает. Вспомним летние пожары: по ошибке все думают, что субъект у нас - министр МЧС С.Шойгу. Но, по данным государственных докладов, МЧС не имеет прямого отношения к лесным пожарам. Они тушат лишь 5% всех очагов, остальными 95% должны были заниматься другие организации, например буквально разваленная с введением нового Лесного кодекса РФ Авиалесоохрана. Ее сотрудники всегда были профессионалами своего дела: пожарные-парашютисты, они использовали маленькие маневренные самолеты на 12 человек, работали в тесном контакте с лесниками, должности которых теперь вообще упразднили. Кроме того, если раньше Авиалесоохрана была федеральной организацией и ее люди работали во всех регионах России, то сегодня каждый регион должен решать свои проблемы с пожарами собственными силами.
В рамках программы МЧС “Снижение рисков” в 2008 году ИПМ РАН провел исследование по управлению рисками лесных пожаров на территории РФ. Ряд выводов, полученных в ходе этой работы, нас поразил, особенно тот, что Авиалесоохрану, эффективная работа которой отлаживалась годами, разрушили в один момент, не создав по сути никакой стоящей альтернативы. Авиационный мониторинг был развален, а новый, космический, отечественный, быстрый (сегодня данные с ряда спутников приходят с опозданием на пять-шесть часов, когда многое уже сгорело) еще даже не спроектирован... Уже в выводах той работы мы отметили, что ближайший достаточно засушливый год приведет Россию к катастрофе национального масштаба, поскольку подразделения МЧС не готовы к тушению пожаров в большом масштабе, так как не обладают ни соответствующей техникой, ни средствами мониторинга, ни знаниями. Кстати, меры по устранению этих проблем были описаны все в той же работе, которую мы передали в соответствующие госструктуры. Как видно, не помогло... Нас не услышали. А может, дело в том, что системы мониторинга, предлагаемые сегодня учеными, позволяют слишком хорошо видеть места, на которых ведутся хищнические вырубки леса (они частенько происходят под предлогом лесных пожаров в регионе, когда якобы сгоревший, а на деле совершенно нормальный, товарный лес валится и увозится на продажу)?..
Наконец, не стоит забывать, что в случае бедствий и катастроф огромная доля ответственности лежит на людях. Как показали последние события - и мартовские теракты в московском метро, и летние пожары, и недавнее отключение электричества в Санкт-Петербурге, - знания и умения, которые раньше входили в школьный курс по гражданской обороне и были доведены до степени безусловных рефлексов, сегодня утрачены. Сейчас на территории России находятся почти 50 тысяч опасных объектов (причем пять тысяч - особо опасных). Большинство из них содержится в соответствующем порядке благодаря профессионально подготовленным кадрам. Кто придет им на смену? Есть ли у нынешней молодежи понимание, сколь серьезны эти объекты? Сегодня в России объявлено о сокращении числа вузов, по сути, идет активная ликвидация высшего образования путем введения бакалавриата (уровень которого чуть выше советского техникума) и магистратуры. Согласно планам Минобрнауки, в магистратуру пойдет лишь каждый пятый. Как показывают исследования, в экстремальных условиях ЧС, когда речь идет о возможной гибели людей, эффективно работать способны не более 3% человек. Потому-то, когда человек хочет стать, например, диспетчером на атомной станции, ему крайне важно быть профессионалом, а не казаться им, чему, увы, способствует нынешняя система образования. Он должен не пройти усредненное обучение по программе “ЕГЭ - бакалавр - магистр”, а получить глубокое профильное образование, которому будет предшествовать длительный психологический отбор на основе множества специальных тестов. В случае, когда речь идет о человеческих жизнях, стоит и подстраховаться.